Сегодня много пишут о том, что путинизм как великодержавный шовинизм начался в 2003-м году – появился де проект «Русский мир».
Но, во-первых, путинизм как личный милитаристский проект Путина начался еще до его официального воцарения. Кажется, первым проявлением путинизма можно считать захват аэропорта в Приштине 12 июня 1999 года. Это событие содержит в себе все основные черты последующих путинских эскапад в Грузии и в Украине: советская пропаганда, модифицированная в националистическом духе, подготовка силами внешней разведки, расчет на блицкриг с последующим изматыванием противника изнутри.
Во-вторых, война в Чечне велась Ельциным тоже под вполне великодержавными лозунгами. Правительство поощряло «Всемирный русский национальный собор» и в 1990-е годы. Только денег на войну было намного меньше.
В-третьих, посмотрим на речь Ельцина в звездную минуту его жизни – 10 июля 1991 года, вступление в должность президента России:
«Великая Россия поднимается с колен! Мы обязательно превратим ее в процветающее, демократическое, миролюбивое, правовое и суверенное государство».
Это точная матрица путинской риторики. Идея, что Россия – «на коленях», унижена, обобрана, какой-то внешней силой лишена свободы, нуждается в «суверенитете». Идея, что Россия – «великая» страна. Да, сказано про миролюбие, право и демократию. Но ведь про это говорили все предыдущие вожди от Ленина до Горбачева. «Демократический централизм» Ленина даже демократичнее путинской «вертикали власти» - насколько одна деспотическая демагогия может быть демократичнее другой деспотической демагогии.
Откуда же идея, что путинизм есть некоторое новообразование внутри путинизма?
Во-первых, от той части российской оппозиции, которая состоит из номенклатурщиков, потерявших власть. Некоторые потеряли власть уже после воцарения Путина, другие раньше, но все люди такого типа не могут признать очевидного – что тот режим, которому они служили, частью которого были, это режим, использовавший демократические лозунги для прикрытия милитаризма и деспотизма. Более того, они пытаются замаскировать свою собственную вину, свое соучастие в развитии российского милитаризма - соучастие разной степени, но вполне реальное.
Во-вторых, от тех исследователей российской жизни, которые подвергли себя самоцензуре, заранее согласившись принимать обманы российской власти за чистую монету. Это позиция, не слишком достойная гуманитария. Говоря сухим языком предисловий к диссертациям – самоцензура сводит актуальность работы до нуля. Говоря сочным языком одного еврея из Назарета, современника Иуды и Ирода, - ставят фильтр против комаров, но распахивают дверь верблюдам. Подробно исследуют вторичный национализм нацболов и православных маргиналов, но не исследуют первичного национализма - национализма элиты, национализма Кремля и Лубянки. Изучают буратин, а не папу Карло. Конечно, исследователь не может разделять массового предрассудка, согласно которому верхи «зомбируют» низы, либо и низы, и верхи получают «ген милитаризма» или «хромосому рабства» через кровь, от предыдущих поколений. Однако признание равной вменяемости всех субъектов истории не означает отрицание особой важности элиты в социуме.